"Мы легли на живот и убрали клыки", — пел Высоцкий.
Мотовоинство орденоносца "Хирурга", вставшее на победное советское колесо, пошедшее клином на Берлин, после жаркого кратковременного визового боя остановлено на границах Польши.
Врезавшись в польский шлагбаум, войско сбилось, смешалось, обернуло к польскому орлу тыл, на рысях откатилось в места дислокации — в город-герой Москву.
На пороге победного мая началось позорное стратегическое отступление. Рядом с пыльными мотоконями идут растерянные фронтовые операторы государевой пропаганды. Камеры в чехлах. Не ждали. "…Тает надпись: "Мы больше не волки" — учащённым пульсом стучат под сёдлами движки вражеских "харлеев".
Как хотите, но у меня это победное воинство "Хирурга" вызывает ассоциации с мотосатанистами из "Кобры" со Сталлоне — когда в конце фильма те захватывают американский городок.
Или с бандитами на мотоциклах из "Безумного Макса" с Гибсоном.
Ещё этот мотопоток напоминает автопробег из "Золотого телёнка" — тот же дух мутного надувательства летит впереди колонны.
Наконец всё-таки кинохроника времён Второй мировой устойчиво связывает движение мотоциклов с наступлением Вермахта. А слово "волки" напоминает "волчьи стаи" Дёница.
Такие вот смыслы.
По существу, конечно, прерванный мотопоход, это чудовищная по эстетике попытка залить советское, свойственное застою Л.И. Брежнева середины 70-х празднование 9 мая в баки каких-то новых форм.
Получился исторический и политический монстр Франкенштейна, пошитый из разных эпох, стран, времён, символов. Созданный против западного мира. Посаженный на западного мотоконя.