Но гораздо больше Григорьев стал известен своими страшилками, которые писал для взрослых:
Я спросил электрика Петрова:
— Для чего ты намотал на шею провод?
Ничего Петров не отвечает,
Висит и только ботами качает.
Страшилки ушли в народ и породили целый жанр в фольклоре. В первую очередь подобного рода стихи составили неформальную культуру опять же детей и подростков. Сложился целый пласт стихов, похожих на григорьевские. Многие взрослые также не чурались коллекционировать стихи вроде эпоса про маленького мальчика и с удовольствием их друг другу пересказывали:
Маленький мальчик нашел пулемет,
Больше в деревне никто не живет...
Или вот народное про старушку в проводах, тоже похоже на стихи Григорьева:
Недолго мучилась старушка
В высоковольтных проводах,
Ее обугленная тушка
Внушала всем прохожим страх.
Какое время, такой и фольклор.
Сейчас бы сказали, что Григорьев начал писать подобные садистские стихи еще до того, как это стало мейнстримом. Еще в 70-е:
Девочка красивая
В кустах лежит нагой,
Другой бы изнасиловал,
А я лишь пнул ногой.
Ясное дело, он не единственный прародитель этого жанра. Но один из самых ярких — это точно. Бывает такое, что поэзия должна отказаться от красивой витиеватости в стиле Ахматовой или Блока.
Простое и грубое слово иногда гораздо доходчивее и лучше отражает реальное положение дел, а украшательство только мешает.
Такой вот punkstyle в литературе.
Григорьев писал нарочито просто еще и с таким намеком на детскую непредвзятость и непосредственность. В конце 80-х и тем более в 90-е, когда "стало можно", поэзия его очень даже пришлась впору. Новая страна, новые веянья и чаянья. Мы все были тогда немного детьми, брошенными на острове. Я так на все сто, например.
К поэзии Григорьева можно относиться по-разному. Можно ее не любить. Но невозможно спорить с тем, что его стихи — точный портрет времени, страны, ее культуры и общества.
Жизнь Григорьев прожил такую же стремную и скандальную, как его стихи. Учился на художника, но, по собственным его словам, "не отстоял себя как живописца". Рисовал "не то", "не так", в выставках участвовал "не тех" и характер имел так себе. Поэтому его быстро отовсюду выгнали. Так и стал поэтом, выгонять из поэтов уже некуда.
Что-то не то начало прорастать внутри советского строя в 60-х: творческая молодежь стала отказываться от участия в общенациональном эксперименте. Жили и работали в сторожках да кочегарках, за статусом не гнались. Плелись в конце строя, но имели относительную свободу творчества.
Этот советский дауншифтинг станет настолько популярен к концу 80-х, что Гребенщиков запоет даже о "поколении дворников и сторожей".
Григорьев тоже работал дворником, кочегаром. Временами вообще не работал. Отбывал срок за "тунеядство". Это как Бродский с его ссылкой, только по хардкору:
С бритой головою,
В форме полосатой
Коммунизм я строю
Ломом и лопатой.
Очень много пил. И в этом он тоже был вместе с народом. Алкоголь, он как дубиной по голове — идеальный наркоз для тех, кто не нашел себе места. Если больно и нет желания видеть, слышать и вникать — такой наркоз в самый раз. Это в нашей стране знают хорошо. А еще алкоголизм — залог саморазрушения, то есть самая молчаливая форма протеста. Позволяет во многом не участвовать.
В последние годы Григорьев пил особенно много. В квартире не было мебели. Черт с ней, с мебелью, в квартире не было входной двери. Пил, писал и умер в 1992-м, так и не дожив до известности. За полгода до смерти был принят в Союз писателей. Такие дела.
Тивур Шагинуров
Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter
